Марьину рощу можно назвать эпицентром мистических событий и эзотерических сообществ.
Марья-разбойница
Еще до того, как сюда начало тянуть Гоголя, Пушкина и Жуковского за страшной атмосферой этого места, городские легенды уже рассказывали о знахарке, ворожее и разбойничьей атаманше Марье. Согласно легенде, языческий волхв наделил ее магической силой, благодаря которой ей подчинялись все разбойники. В то время через дебри Марьиной рощи проходили торговые пути в Дмитров и Сергиев Посад, и купцы становились легкой добычей для грабителей.
Неизвестно, была ли Марья красавицей, но городской фольклор приравнивает ее к грозной богине зимы и смерти Маре. Несмотря на рваные одежды и черные, как смоль, волосы, богиня обладала потусторонней красотой, которой в легендах наделили и Марью. Вот только вся власть земной женщины была ограничена пределами Марьиной рощи, дающей ей темную силу.
Другая версия названия этого места связана с московским боярином Федором Голтяю, который полюбил красавицу-крестьянку и против ее воли сделал ее своей женой. Далее мнения расходятся: то ли ее возлюбленного, слугу Илью, убил муж, после чего Марья ушла от него и стала атаманшей, то ли как раз Илья убил ее мужа, и они вместе скрылись в лесах.
Разбой у Красной сосны
Доподлинно неизвестно, существовала ли эта отчаянная разбойница и ворожея, а вот «лихих» людей в Марьиной роще действительно было немало. Так, владелец деревушки Марьино князь Яков Иванович Лобанов-Ростовский вместе со своими слугами ограбил на Троицкой дороге у урочища «Красная сосна» обоз с царской казной, убив ее охранников. Это дело имело широкий резонанс среди современников, ведь преступником оказался знатный человек. От позорной казни Лобанова спасла его тетка, которая просила за беспутного родственника перед Петром I. Князь прилюдно был выпорот кнутом и лишен 400 крестьянских дворов в качестве компенсации за ущерб, а его соратники были повешены. Впоследствии Петр Великий не пожалел о своем решении, так как Яков Лобанов героически проявил себя в сражениях против Турции и Швеции.
Еще долгие годы Красная сосна была излюбленным местом засады для разбойников, что вынуждало местных крестьян еженощно выставлять пикеты с дубинками наперевес. Только в XX веке урочище с сомнительной славой превратилось в уютный дачный поселок в сосновом бору, оставив исторической название «Красная сосна».
Виновата ли Марья-ворожея, банда Таньки (по некоторым версиям – Маньки) Ростокинской или бесчинства князя Лобанова-Ростовского, но в народном сознании Марьина роща всегда ассоциировалась с убийствами и покойниками.
Убогий дом и похороны русалок
До распространения приходских церквей и обычая хоронить покойников за церковной оградой, их зарывали на том месте, где их настигла кончина. Полноценные городские кладбища возникли при правлении Елизаветы Петровны, которая очень боялась смерти. Увиденная ею на улице похоронная процессия настолько расстроила императрицу, что она в тот же день подписала указ об организации за городской чертой специальных мест захоронений.
Первое официальное кладбище появилось 1750 году возле Марьиной рощи и получило название Лазаревское благодаря церкви св. Лазаря. Этот район был выбран не только потому, что считался окраиной, но и из-за «немецкого кладбища», где уже захоранивали иностранных офицеров.
Помимо церкви на территории кладбища был устроен так называемый «убогий дом» – фактически морг для безвестных покойников. В просторный «мертвецкий» сарай свозили тела бродяг и нищих, умерших на улицах собственной или насильственной смертью, а также самоубийц, иноземцев и незнатных граждан, которые приравнивались едва ли не к городскому мусору.
На протяжении зимы тела хранились на льду в специально обустроенных подвалах, а в землю их упокаивали после Пасхи – на Покров или Зеленые Святки, иначе называемые Семиком. Батюшка служил панихиду по умершим, после чего тела заворачивали в саваны и погребали в общей могиле. На церемонию приезжало много людей, среди которых и родственники пропавших без вести, и простые зеваки, желающие поучаствовать в незатейливых поминках прямо на могилах. Нередко поминовение заканчивалось масштабным загулом, с драками и хулиганствами, а традиция собираться на Покров и Семик осталась даже тогда, когда похороны стали проходить чаще раза в год. Русский писатель и драматург Михаил Загоскин удивлялся в своих очерках, как народ любит «веселиться на кладбищах». Он предполагал, что этот языческий обычай «пировать на гробах предков» передался потомкам и стал чем-то обыденным у москвичей. Именно на такие народные гульбища любили приезжать Пушкин и Гоголь для того, чтобы окунуться в жуткую и гадкую атмосферу.
К 1771 году рядом с Лазаревским возникло еще одно кладбище – Миусское, куда привозили тела во время чумного мора. За Марьиной рощей окончательно закрепилась слава города мертвых, о чем режиссером Альбертом Мкртчяном снят один из первых отечественных фильмов ужасов «Прикосновение».
До прихода на Русь христианства славяне отмечали переход весны в лето праздником Семиком, носившим романтическое прозвище Русалочьей недели. Многие языческие обряды, совершаемые в эти дни, сохранились и в православии, когда Семик превратился в праздник Троицу. Среди них поминовение умерших неестественной смертью людей, гадание на бросаемых в реку венках, а также похороны русалок. Русалками или кукушками считали утонувших девушек, чьи души не могли обрести покой. Из травы или соломы изготавливали чучела, которые затем топили в водоеме или разрывали на части в полях, чтобы таким образом «похоронить» русалок.
Ассоциировалась Марьина роща не только с русалками, но и прочей лесной и речной нечистью. Даже грозную Мару за ее длинные одежды и распущенные волосы нередко называли одноглазой кикиморой. Когда в местных болотах пропадали люди, их считали «замороченными» кикиморой, а их непокаянные души впоследствии преследовали в Марьиной роще одиноких путников. Отчасти во избежание встречи с нечистой силой в районе так распространены были гуляния большими, шумными толпами.
Мракобесие и гуляния
Даже после закрытия убогого дома в 1763 году, москвичи продолжили собирались на Лазаревском кладбище для празднования Семика и поминовения безымянных усопших. К концу XVIII века первоначальное значение мероприятия забылось, шумные гулянья участились и переросли в настоящие ярмарки с пестрыми шатрами цыган, песнями и хороводами.
В 1812 года, когда столица была захвачена наполеоновскими войсками, Марьина роща показала свою светлую сторону, став «зеленой тропой» для бегства москвичей. Когда же французы спасались из сожженной Москвы, они тоже выбрали для отхода путь через Рощу. Однако сразу попали в руки местных жителей, вооруженных вилами да дубинами. Перебив неприятеля, «защитники» прикопали солдат прямо здесь же – на пустыре у Лазаревского кладбища. После бегства захватчиков в Марьиной роще долго полыхали огромные костры, где сжигали останки французских солдат, привозимые со всей Москвы.
Если Миусское кладбище функционирует и в настоящее время, то Лазаревское было упразднено в 1930-х годах. Неожиданным решением стала постройка на его месте детского парка, ради устройства которого не потрудились перезахоронить всех безымянных покойников. Таким образом, дети и их родители гуляли в буквальном смысле по костям, которые можно было найти, если чуть поглубже покопаться в земле.
